Мне тяжела необходимость описывать подобные речи и поступки. Тем самым вы наполняете свою ауру светлой энергией любви и постоянного, непреходящего счастья. Лира, поздоровайся с миссис Кольтер. Из Петербурга приехавший бас, тощий, с лошадиным лицом, извергался глухим громом; школьный хор, послушный певучему щелчку камертона, подтягивал ему. Неужели соскользнула? Нет, невозможно! Он попытался развернуть костяк, чтобы нащупать гайдроп, и тут воздушный шланг за чтото зацепился.
Он посылает в вашу сторону отравленные стрелы отрицательно заряженной' энергии, и эти стрелы могут помешать в осуществлении ваших планов. После иудейского восстания 72 года римские легионы смели с лица земли Иерусалим, и на всей территории Израиля осталось лишь одно место, где мятежники не были сломлены. Опять преобразившись, став теперь величественным и несколько мрачным, он начал подниматься по широкой лестнице — и, переменив позицию, но не подступая близко, я произвёл один за другим три-четыре выстрела, нанося ему каждым рану, и всякий раз, что я это с ним делал, делал эти ужасные вещи, его лицо нелепо дёргалось, словно он клоунской ужимкой преувеличивал боль; он замедлял шаг, он закатывал полузакрытые глаза, он испускал женское «ах» и отзывался вздрагиванием на каждое попадание, как если бы я щекотал его, и, пока мои неуклюжие, слепые пули проникали в него, культурный Ку говорил вполголоса, с нарочито британским произношением, — всё время ужасно дёргаясь, дрожа, ухмыляясь, но вместе с тем как бы с отвлечённым, и даже любезным, видом: «Ах, это очень больно, сэр, не надо больше… Ах, это просто невыносимо больно, мой дорогой сэр. Мы уже говорили, что значение подсознательной агрессии любого объекта должно быть отрицательным. [89] Его карие глаза блуждали при этом по разнообразным более или менее художественным безделушкам в мастерской, вмещавшей и собственные его жалкие полотна (примитивно-условно написанные глаза, срезанные гитары, синие сосцы, геометрические узоры — словом, всё «современное»), и, неопределённо жестикулируя по направлению какого-нибудь предмета, расписной деревянной салатницы или вазы в прожилках, он говорил:«Prenez donc une de ces poires. Спору нет, все это было очень странно, ни Пантелеймон, ни Лира не могли найти случившемуся никакого объяснения.
Сначала он лежал на солнце; потом мы затворили ставни, и он засиял в темноте своим собственным лунным блеском. Я молча наблюдаю в окно весну 1996 года, нежную зелень, появившуюся на ветках деревьев несколько дней назад.
Ну, давай попробуем хотя бы чтото узнать, упрашивал я ее. — Безопасность алмаза не была ли предметом разговора между вами и кем-нибудь еще, перед тем как вы отправились в этот вечер спать? — Леди Вериндер говорила о нем со своей дочерью… — В вашем присутствии? — В моем присутствии. И тогда в струящейся тьме выступали с тихим вращеньем колонны, омытые все тем же нежным, белесым светом велосипедного фонарика, и там на шестиколонном крытом перроне чужой заколоченной усадьбы его встречал душистый холодок, смешанный запах духов и промокшего шевиота, — и этот осенний, этот дождевой поцелуй был так долог и так глубок, что потом плыли в глазах большие, светлые, дрожащие пятна, и еще сильнее казался развесистый, многолиственный, шелестящий шум дождя. Вы человек наблюдательный; скажите, не заметили ли вы какой-нибудь странности в ком-либо из слуг, — кроме, разумеется, весьма естественного испуга и волнения, — после того, как обнаружилась пропажа алмаза? Не было ли между ними какой-нибудь особенной ссоры? Например, не рассердился ли кто-нибудь совершенно неожиданно? Или не занемог ли вдруг? Я вспомнил о внезапной болезни Розанны Спирман за вчерашним обедом, но не успел ответить, как сыщик вдруг уставился на кустарник и пробормотал про себя: — Ага! — Что случилось? — спросил я. Гроноцветов кончал одеваться, завязывал бантиком пятнистый галстук перед зеркалом, сердясь на прыщ, только что срезанный при бритье и теперь сочащийся желтой кровью сквозь плотный слой пудры. Двое присяжных были немного похожи на принарядившихся Канингемов. Через минуту после его возвращения они сидели у Миши в кабинете, и Валентина подробно докладывала обо всех новостях и о проделанной работе.
В двух вещах он не сомневался: впервые в жизни он принес цветы женщине, которую, собственно, почти не знал; в последний раз он волновался так перед Свиданием, когда ему было шестнадцать лет. Гернкастль участвовал во взятии Серингапатама. Научиться не убивать любовь, когда рушится человеческое, научиться сохранять любовь, когда теряешь самое дорогое.
http://oscar-jessica.blogspot.com/
Комментариев нет:
Отправить комментарий